ПарЫж фр.15

15
Paris, Париж! Может Парис надо говорить. Там же «S» в конце, а не «Ж». Не понимать. Нихт ферштее! Мы, хоть и не немцы, а курить тоже хотим.
Пепельницы нету. Лапша уже с сигарет свесилась. Всё равно нету пепельницы.
Официант мимо пробегает: мол, он сам Анус-с-Крыльями – ну Жопа Французская!
Мы: чего?
Ну, некогда ему, и рукой по горлу. Занят он чрезвычайно. Он, видите ли, разносики разнашивает.
Показывает: вы пепел на улицу стряхивайте, это не страшно. Все, мол, так делают.
А мы: «Нет, нет, мы культурные люди, мы издалека не за этим ехали, четырнадцать тысяч километров на счётчике, нам поэтому пепельницу давайте».
А мы у самого бордюра сидим, и прохожие через нас перешагивают. А мы им в ноги пепел – трясь, трясь.
Бычки образовались в кулаке. Надоело. Неудобно.
Тут я придумал, вернее, вспомнил, как у нас в Молвушке делают: тушу я бычок об торец столика – а торец металлический – и ставлю его торчком на стол. Стол вроде бы из пластмассы. Об него тушить – греха не обернёшься.
Бим говорит:
– Гут, Кирюха. Молодец.
И своего ужасного быка таким же манером – хрясь. Стоят бычки, не падают. Бим им пальцем грозит: «Стоять, бляди!»
– Может, трубку покурим? – вспомнил кто-то.
– В обед покурим.
– Рано ещё трубки курить, – сказал я, – мы тут быстро. Не надолго то есть: раскурить не успеешь, как уходить пора.
Ксаня говорит: так нельзя, мол, с бычками поступать: раскуривайте немедля трубку, а я вас при таком раскладе подожду.
А потом думал-думал, думал-думал, да после третьей думы чисто по-бабски очканул. Обоссался, то есть, и целовать сандалии полез: «И мне, говорит, оставьте курнуть. Я тоже, мол, хочу. Он, видите ли, тоже человек». А мы посмеиваемся: «Держи в руке, – говорим, – свою пожелалку, а бычки в ширинку складывай».
Салфеток для бычков, вестимо, тоже нет.
А гостиница наша за углом в трёх шагах. Ксан Иваныч на этом основании говорит: «Стыдно». Увидят, мол, наши из гостиницы, – кто это, блин, наши, что за наши, тут нет наших – тут все чужие...
– Нет, – считает Ксан Иваныч, – вот эти «чужие наши» и опарафинят.
Именно опарафинят, а не пожурят, или сделают вид, что не заметили, а сами заметят и расскажут другим нашим хотэльным чужим, и ещё посмеются под вечернее винцо: на пятом, мол, или четвёртом этаже русские живут, вглядитесь в них внимательней: они – ослы, грязнули, и трусы всей неумытой гурьбой вывешивают в окне.
И с французскими бабами, – мамзелями, если точнее, – нам тогда грозит полный облом.
Мог бы сказать и круче. А нас будто там ждут – не дождутся: русские ебаря, блЪ, понаехали, – в очередь, в очередь. Ага, ждут нас там! Заждались уже. Кисок перед зеркалом поглаживают... Другая рука на утюге. Под утюгом – трусики со спецдыркой и клапаном. Шпарят, аж дым!
...А мы с Бимом не слушаемся Сашу и одну за другой: – хрясь бычка на торчок, хрясь, хрясь другого, следующего. Курим подряд одну за другой. Образовался лес таких бычков.
– Сосновый бор, – говорит Бим, – экологический паблик-арт.
– Родное! – Так коротко и ёмко сказал я, не привирая ни в одном слове. Могу найти точное выражение, хотя всего лишь провинциал. Но: талант. Хоть и провинциальный.
Ксан Иваныч – насупленный, и в самом деле в карман бычки складывает. Мог бы и в кошелёк, в самый важный отсек.
Мы посмеиваемся: «Да что ты, Ксаня, – дескать-мол, – олух ты небожительный».
Ксаню прорвало: «А идите вы все в жопу». Так и сказал, даже особо не матерясь, – он же в гостях у дружественной ему страны. Дальше можно не ходить: можно обломиться.
Потом нахмурился больше обычного, дёрнулся, покраснел, и весь свой набор из кармана и выставил. Стало два бора и один кедровый лес.
Пиво закончилось. Ещё попросили, подождали – принесли ещё. Весь стол уже в стоящих бычках. Тайга, блин, уже! бурелом, а не лес!
– Нам счёт, пожалуйста, месье, – сказал Ксаня.
– Это гарсон, а не мосье, – поправил Бим.
Ксан Иваныч даже не улыбнулся, хотя всё пиво выпил и ещё вдобавок расхвалил. Пиво как пиво. Лучше б красного вина попросил. Ждём. Приходит. Рассчитались. Ксаня показывает ему: «бычки куда?» Типа нам неудобно, мол. Мы, мол, – чистюли.
Официант ухмыльнулся, глянул по сторонам, и рукой – хлесть! И все бычки на проезжей части!
– Это потому, что дорога – не их территория, – догадался Ксан Иваныч, и высказал мысль вслух, как только гарсон отошёл.
– Их территория только до бордюра, – уточнил Бим ксанину догаду.
– А там уже федералы, федеральевая земля, – сказал я. Не подумав, ляпнул. Лишь бы что-нибудь молвить.
– Федералы! Тут муниципалитет, а не федералы. И не путать с кантоном, – поправил Ксан Иваныч.
Кантон – гондон почти – и я принялся надрывать живот.
А Ксан Иваныч юмора не понял и продолжил.
А Бим понял, но тему не подхватил.
– Красная линия проходит по бордюру, – рассказывает Ксан Иваныч, он же архитектор, – а что? а правильно делают. Если у них такое правило – сорить, то сорить надо на чужой территории, а не на своей. У них межевание чётче, чем у нас. У нас по тротуару до ближайшего газона, а у них по бордюру дороги.
И совсем будто некстати так заявляет, а я-то знаю почему: «Завтра с утра идём на Монмартр. Знаменитую гору смотреть будем».
– А что это? Как переводится? Неужто «Гора Большого Мусора»?
– Район такой. В виде горы. Просто гора, а на ней Сан-Крекёр.
Мы с Бимом насторожились:
– Где эта гора? Что за санкрекёр? Пирожные, печенюшки?
Заколебал своей эксклюзивной едой. И так в каждой стране. А их было девять подряд. Есть заставит свой санкрекёр.
– Это рядом, – сказал Ксан Иваныч, – от гостиницы рядом. На северо-запад надо идти. Я там был в прошлую поездку (где только Ксан Иваныч не бывал!), я всё тут знаю.
– Так, может, тогда уже не пойдёшь? Зачем два раза ходить. Мы одни сходим.
– Пойду... хоть лестницы туда ведут крутые. У меня, понимаете ли, сердце.
– И у меня сердце, – пожаловался Бим. – А автомобили как туда ездют?
– Для них – для жителей – крутые улицы. И для машин также – серпантином они. Вот и пойдём по этим серпантинам на художников смотреть... И молчать!
– Что? – взвились мы.
– Это такой план, – рыкнул Ксан Иваныч, самовлюблённо, императорски, будто ЖД от Москвы до Питера линейкой нарисовал, Николай этакий! – план есть такой. Утверждённый план. Есть. Да! есть уже. Я вчера всё… за всех… продумал. Вот!
Надо же – выдумщик какой, – с вечера за нас планы продумывать!
– Мы твой план не согласовывали, – сказали мы с Бимом почти один в один.
Ксан Иваныч впялил в нас рентген. Был бы пистолет, пистолетом бы причудливо пригрозил.
Двое послушно сжались: вместо революции. И были разжалованы тут же в рекруты. Плохой способ сопротивления: соглашаться.
Ксан Иваныч расправил огромные, по-интеллигентному слегка ожиренные рамены свои.
– По фотографиям я бы и не подумал, что Монпарнас на горе, – сказал я.
– Монмартр! – крикнул Ксан Иваныч, – молчите уж... ну что за тупые... волосатые. Люди... блинЪ... Буркнул в себя, добивая: «Мнят себя архитекторами, а...»
– А не Монблан? – вдогонку, когда уже и так всё было ясным, как божий день, дурканул обосранный провинциальный волосатик Порфирий Сергеевич Бим-Нетотов.
– Ну, молчите, а? Ну, право, что за идиотов привёз, – возмущается настоящий звездатый и умнющий архитектор по имени Ксан Иваныч Клинов.
Мы пожали плечами. Привёз, так терпи. Уже и кураж что-ли запрещён?!
Вот так, в общем. Задумайтесь, русские граждане, над проблемой мусора, а особенно: с кем едешь на отдых! Мусор можно превратить в яркую туристическую особенность и смеяться над этим, а вот с кем едешь – это трудно поправляемая проблема!
---------
продолжение имеется. Повесть формируется под тегом ПарЫж.