РУЛЬКА, УТИЦА И КАПУСТА (9.2)

9.2  

Тема рульки в самом разгаре.

Ксан Иваныч сунул лицо в сервировку и нарыл в гуще обёрток и бумажных мешочков рульку: «Вот, это рулька. Нету, нету! Рулька. Рулька. Что это, не рулька Вам?»

Бим:

– Да-а-а… Только... – Тут длительная жевательная пауза.

…

…

– Да! – громко хмыкает Бим, – может и рулька, а мы щас и проверим… а ножичка у вас... такой шибко... есть? Нет? Где ножичек? Я же не съем такой кусище!

Ксан Иваныч расстарался заранее, пока все ещё спали. Он настоящий герой, генерал, русский фюрер, искренне любищий своих зольдат. Русо зольдатен, русо официрен!

Рулька представляет собой хоть и огромный, но начатый кусок. Он творчески пожулькан, разделён Ксан Иванычем на мелкие вкусные и большие невкусные части. Резан ножичком и рван руками.

Ещё бы бирочки наклеил и потянул бы сверхдобрый Ксан Иваныч на старшину с прапорщиком и любимую внучиковую бабушку поверх генерала.

Бим выразил недоумение и несогласие пользовать обглоданную кем-то, пусть даже и лучшим товарищем, к тому же генералом экспедиции, рульку, которая после такой обработки стала ему теперь не мясом, а пересортицей.

Потом в другом ворохе мяса откопал аппетитные, не тронутые никем и прожаренные шкурки: «Вот она рулечка, от рулечки… так её... ах ты блЪ! Ща-ас...».

Снова пауза. Процесс поглощения. Одно удовольствие слушать экстремально довольного Бима.

Был бы радиоэфир, так и чувствовался бы в эфире изобразительный ряд: рот до ушей во весь широкоформат, а по радио слышен бы был реальный треск «по-живому», тигрино разрываемого мяса.

Так, как здесь прочли, так и запишем. И проставим нужную фамилию: Бах, Прокофьев, Рамштайн.

Рулька! Мать её! Какой классный продукт!

Бим! Какой человечище, какая сатира и юмор! Лучшего десерта для ума не придумаешь.

Задорнов против него – нудило скоморошье.

Скоморохи против него – зудильные лягушки.

***

– Так что, Киря, ты меня не переубедишь, – неожиданно заявил Бим, обглодав очередную костищу и вытерев об трусы пальцы.

Бим по заведённой – армейской что ли… пески, тушканы – по той, короче, привычке штаны одевал только непосредственно перед выходом в важный свет. Трусы – раньше, но одевал не по велению сердца – так бы и ходил голым, а по настоянию товарищей: не модель, поди, господин Бим, и не этот Чув, который прославился в Потайях, и нечего сверкать тем, что у каждого под прикрытием штанов есть, и может даже не хуже.

– А что? – спросил кто-то.

– Про гомон, – продолжал мысль Бим. – Гомон. Всё-таки они это... добавляют звук... ну шумов... сами в зале. Специально. Для этого. На публику, ну! Не может такого быть. Не может такого быть. Такого шума. При любой акустике. Не может быть. Чтоб это было так... Ну-у-у… мое мнение это... гения...

Ох, ни фу…гас!

– Абы-вуы^[1] там нет, – тихо произнес Ксан Иваныч.

– Что-что? Что за абы... и что ещё? Вуы – так ты сказал?

– Ха! – усмехнулся Ксан Иваныч. – Волосатики хе'ровы. Архитекторы. Тьфу! Словари по Власянице надо читать. Не читано? Лень, да?

– Прошу объяснений! Незачем тут нас хитрить. – На лице Порфирия неудовольствие. А как же ещё – его уличили в невежестве, а он до тех пор считал себя минимум Ефроном.

– Не будет вам никаких объяснений. – Ксан Иваныч кинул в рот щепку от рульки. – Приедете домой и засуньте свои фобла в словарь. Ешьте давайте. Хватит пыль молоть... языком.

– Пока доедем – забудем всё. Я уже забыл. Абы-вуы?

– Аба-вуа, – сказал Ксан Иваныч с серьёзным видом. Будем в Париже – зайдём в Нотр-Дам. Тогда я пальцем ткну куда надо и всё расскажу.

– Нотр-Дам, Нотр-Дам. До него ещё доехать надо, – сказал Бим. – Кирьяныч, ты понял что-нибудь?

Кирьян Егорович в ответ поёжился.

– Вот и я говорю, – продолжил Бим. – Нас тут за дураков держут^{{C}{C}{C}[2]{C}{C}{C}}.

И чуть позже: – Оба на! Яйца- то нет варёного. Вот считай день насмарку! Абы-вуа, блЪ! Во! Новый мат... Егорыч?

– Что?

– Абы-вуа! Франция, блЪ! Франкишон матыуа! А по ненецки умеешь материться?

– Как?

– По ненецки, я ж говорю.

– Пошёл ты в зад...!

– Болтун…! – смеялся Ксан Иваныч.