Вера Вестникова намекнула, а я подумал "почему бы и нет!" Итак, публикую отрывки из 800-страничного романа-шванка "ЧоЧоЧо" - из части 1 "Книга на спор" .
6.2
Уникальный домашний пенёк у Порфирия, в назидание пеньку его собственному, дряблому как высоленный в материале онона корешок, имеет ноль целых девяносто сотых метра в диаметре по верхнему срезу. В основании корневища – сто двадцать сантимов. Высотой «в три четвертухи порноклизьменного стола».
Звать его, если не громко, а уважительно: Пень.
Просто Пень, без отчества. Или Мистер Пень. Или МистерПень. Можно всяко. И это не обидное слово, и не слова. И не просто имя, а благородная Суть Его. Бог биологии. Синдром, смысл жизни и пользы после смерти.
Занесёный как-то раз в квартиру Бима пень (тогда он не был одушевлённым) является провокационным козырем при обмене на сексуальную коллекцию пепельниц Чена.
Мистер Пень верно и долго служит хозяину стулом для оздоровительно-профилактического действа, совершаемого перед стационарно прикрепленного гвоздём зеркала накануне выхода в рабочую среду.
Каждая среда у Порфирия – среда рабочая, и она же всемирно еженедельный Фэст Мастурбацьон.
Чтобы хорошо отметить Фэст, надо немало потрудиться вообще и над собой в частности.
Пенёк выручает хозяина в паранормальных играх с весёлыми шестидесятилетками, укладываемыми то вдоль, то поперёк универсального изделия.
При этом приговаривает Бим как заклинание странные слова: «В память о дедушке, в память о дедушке… и… И так раз десять». А потом вдруг задумается ни с того, ни с сего, и начинает выспрашивать, а год-то, мол, какой нынче? А ему отвечают, такой-то мол. Тут Бим начинает расстраиваться, а иной раз как разрыдается, что, мол, день рождения круглый пропустил и что теперь удачи ему не будет… и всё такое. И начинает бить поклоны. Странный этот Бим человек… Уж не сумасшедший ли он? Да вроде бы и нет. Обыкновенный чудак.
Кроме того, и в случае чего, МистерПень повлияет на продажную стоимость хаты.
– Это мой эксклюзив. Наследство, – утверждает и небезосновательно в течение десятилетий Порфирий Сергеевич. – Я его даже за долги не отдам. А в аренду могу. В виде исключения, разумею.
– А я и не прошу твоего пенька, – утверждает Егорыч. – Нахрен мне твой пенёк: у меня тоже есть повод для гордости. Вместо пня у меня ископаемый нос от носорога. И скоро ремонт. Рог некуда пристроить, а ты мне про пень талдычишь. Я что, член Плейбоя и завтра куплю вам Пентхаус? На тринадцатом этаже? С лифтом до одиннадцатого? Чтоб вам iбстись незаметно? По железной лестнице, с поручнем? А Херувима не хочешь выiбсти? Есть один такой… без крыльев. А знаешь, что у ангелов на крыльях крючки?
– Чаво?
Но Егорычу хочется поиметь в аренде пень, и он поправляется: «Авось подумаю ещё».
Егорычу жалко расставаться с пепельницей даже по временному бартеру (мало ли чего натрухает туда Порфирий). Но, попробовать пенёк нахаляву в качестве сексодрома он не против.
– Я к тебе как-нибудь в гости зайду. Готовь плацдарм. Пробу будем с Мистер Товарища твоего брать.
– Приходи с Дашкой, – ррраскатывает губищща Бим.
Он затрагивает насущную тему. Очень уж он смокчет по Дашке. Но для Кирьяна Егоровича эта тема наисвятейшая.
– С Дашкой не получится.
– А чё так?
– Она моя.
– Пользовал? Сколь раз?
– Ещё чего! Моя и всё тут.
– Ну и прощайся тогда с Пеньком, – шантажирует Бим, веселясь.
– Я и не здоровался.
– А всё равно попрощайся.
Льдина трогается, ибо подпёрта эрегированным багром (для некоторых неудачников – сексуальнейшей в тот раз весны).
– Ч-чёрт! Тогда может так: с Жулькой приду. А чё? Жулька пойдёт. Насчёт взаимоёбли (– тогда уж «взаимоиспользования», – кричат доброжелательные критики) сами решите. А ты это… проституточку вызовешь... для меня. За твой счёт. Или с Щёлкой приду. Он забыл, что Маленькая Щёлочка (в телефоне тупо О-щё-щё, или О-ля-ля: он уже забыл, ибо обе были)… на пятом месяце беременности, и потому на пенёк может не сговориться.
А на Щёлочку у Кирьяна Егоровича встаёт сразу, стоит только подумать...
– Жаль, жаль, – говорит Бим. – Дашку всё равно хо'чу. Ой, как до чрезвычайности хо'чу ебсть ея! (ха: пользовать её). – Дашка ему – как валерьяна котишку'. Так же извивается и лижет что не попадя. Просит, чтобы по пиццэ пошлёпали, и чтоб драли шкирку в день по пять раз: до кити-кэт и после сливок. Глаза при этом бешеные.
Но не продаст Дашку её телохранитель и недобрый эскимос ни за какие коврижки, ни за сметану и даже золотишко. И не только жаждущему, исстрадавшемуся Биму, но никому и никогда. И ни как подарок лучшему другу Джеку Руби.
***
(продолжение следует) ♥ заcтолбить